Жизнь — это большой сюрприз.
Я не понимаю, почему бы смерти не стать не меньшим.
Владимир Набоков
Люди. Люди. Люди…
Дороги, грязь и изуродованные серыми бетонными коробками тесные улицы и города.
Пустота в душах, обледеневшие сердца превратили людей в заведённые машины. Они не делятся своим теплом с другими, да уже и забыли сами, что это такое — «тепло». Градусник мог показывать любую температуру выше нуля, а вокруг — стыл холод. И солнце давно было не в силах пробить ту серую хмарь, что низко нависла над улицами.
Здесь рука об руку с одиночеством ходила гулкая пустота. Вопросы падали в никуда, в никуда туда падали ответы. Люди смотрели и не видели, слушали и не слышали, отказывались от себя, отказывались от других и начинали, мало помалу, считать что так оно и надо.
Миром правили те, у кого были деньги и власть. Не имеющие бездонного кошелька или своих людей на высоких постах — были низвергнуты на дно человеческого общества, и их жизнь была равна копейке, которую и выбросить не жалко.
Мир оставался глух к мольбам, не отзывались на моления ушедшие боги, да и Единый Бог-творец, отвечая на призывы, мог разве что послать сил… Да утверждали Его служители, что Он посылает лишь те испытания, которые человек может выдержать.
Только казалось, что мир становился все хуже и хуже. С каждым днём, с каждым часом и даже с каждой минутой.
— Дядя, вам плохо? — сероглазая кроха с каштановыми волосами, заколотыми двумя бантами, заглядывала в глаза мужчине, одиноко сидящему на остановке.
Мимо проходили люди, стремительным потоком мчались машины, и мужчина давно уже пропустил свой автобус. Но как… Как можно было сказать родной сестре, единственной кто осталась у него в этой жизни, что там, в суде остался безнаказанным мерзавец, который сломал их жизни, обрёк их на двойные похороны, а сестру вначале на дорогостоящую операцию, а потом мучительно-болезненную реабилитацию?
Как можно было сказать, что эту тварь просто пожурили в зале суда, а всю вину за аварию свалили на отца, который не поехал на красный цвет на пешеходном перекрёстке и не освободил встречную полосу.
После этого процесса, больше напоминающего клоунаду, адвокат, немолодая и опытная женщина, пила сердечные капли. Государственный обвинитель подошёл и тихо сказал:
— Не выносите мусор из города. Мёртвых этим вы не вернёте, а себя до могилы доведёте. Да и не докажете ничего…
Если бы, если бы у него был только один шанс, он бы сделал все, чтобы мерзавец оказался за решёткой, но в очередной раз восторжествовали деньги и связи, справедливости не было. Да и помощи просить было не у кого.
— Ну и ситуация, — пробормотала девочка, про которую мужчина успел забыть. — Слушай, дядя, взрослые в это не особо верят, но ты может и поверишь, кто знает…
Детский голосок доносился сквозь непрекращающийся звон в ушах. Глаза были алыми от лопнувших сосудов, постоянно слезились. Он уже не помнил, сколько не спал, когда ел последний раз.
Но родители воспитывали, что чужих детей не бывает. И мужчина, сквозь резь в глазах, пытаясь поймать расплывающийся образ девочки, спросил:
— Ты потерялась, малышка?
— Нет, — она покачала головой. — Меня скоро заберут.
Мужчина кивнул.
— Конфетку будешь?
Кроха отреагировала ясной улыбкой, потом показала вбок:
— Положи туда, пожалуйста.
Поднять тело на ноги оказалось сложно, мужчину качнуло, раз, второй. Ему пришлось опереться на остановку и так, двигаясь по её стене, отправиться к выходу.
Какая-то старушка, проходя мимо него на остановку, покачала головой:
— Вы только посмотрите на него! Такой молодой, одет хорошо, а уже пьян посреди белого дня. Развелось тут пьянчуг и все ходют, ходют чего-то…
Дальше мужчина не слышал, завернул за угол.
Если бы он был пьяным, то в этот момент, протрезвел бы на месте.
Но апатия была столь сильна, что посмотрев на маленький алтарь, где стояла фотография четырёхлетней девочки с черными крепом, в окружении множества мягких игрушек, цветов, свечей и венков, он только и спросил:
— Ты мёртвая?
— Ага! — отозвалась девочка невнятно, — семь дней прошло, осталось подождать ещё немного и меня заберут. Не переживай, дядя. Я в порядке! Просто, мне скучно немножко, а ещё грустно, смотреть, как плачет мама, — девочка отвернулась, потом снова посмотрела на мужчину. — Дядя, слушай меня, я не очень понимаю всех этих слов, но ты большой, взрослый, ты поймёшь.
Мужчина хотел было что-то сказать, даже рот открыл, но передумал и промолчал.
Кроха затянула в рот шоколадный палец, вспоминая.
— Это говорили моей маме, а я услышала и запомнила. Мы, души, иногда странные вещи запоминаем, как оказалось!
«В этом мире нет справедливости. Но ее можно найти там, где обычные пути и понятия не действуют. Приходи ночью на пустырь, на Литейной. Там раньше кладбище было, а сейчас ровно в полночь там… свои дела нечистый проворачивает. Подойдёшь к пустырю и жди, в 23:59:30 ты должна вступить на его землю, глаз не поднимай. Иди к центру, там где торчит скособоченный деревянный крест, при этом приговаривай:
— Адвокат мёртвых явись.
Ровно через минуту ты дойдёшь до этого креста. Если адвокат посчитает тебя достойной, то он появится и примет твой заказ. Он адвокат мёртвых, приходит из загробного царства и уходит в него. Только у него ограничение есть. Вызвать его можно только через девять дней после смерти, а через сорок он уйдёт. И плату за свою работу он принимает одну — бессмертную душу того, кто его вызывает!